"Анестезиолог» с мясокомбината или почему я разлюбил колбасу
Как вы полагаете, если перед парнокопытным из отряда козлиных разложить: морковку, кочан капусты, табачный лист, что он предпочтет на «первое»? Хм-м-м, я тоже сначала так подумал. И ошибся! Потому как козел (коза, козлик) сперва направится к «никотиновому блюду» (особенно, в виде сигарет), а уж потом возьмется за все остальное. Для них табак – что валерианка для кота! В этом я лично убедился много-много лет назад, еще на заре своей студенческой юности.
Но начнем по порядку. Училась в нашей журфаковской группе одна очень заметная девушка. Не то, чтобы самая красивая или умнее других, но (как нынче выражаются) – самая «упакованная», в самом «крутом прикиде». Вера (так ее звали) была, в отличии от всех нас - городской, поэтому переход в студенческий статус не особо изменил жизнь: разве что вместо уроков в школе стала посещать лекции в госуниверситете. Вот и боролась, по всей видимости, с обыденностью, чуть ли не ежедневно экспериментируя с одеждой. Благо, была из очень обеспеченной семьи. Как-то в самом начале учебы однажды зашла в аудиторию, а на ней…джинсы! Настоящие, американские! Подобное мы видели только на фарцовщиках, промышлявших возле «Интуриста», но вот так, «вживую»… Сейчас кажется смешным и нелепым, но тогда девушки в брюках во время лекций были редкостью (разве что на инязе), а за появление в «западных» джинсах могли и из комсомола турнуть (что равнялось исключением из ВУЗа). Видимо, в перерыве кто-то «поговорил» с нашей Верой, ибо в тот день мы ее больше не видели, а впредь позволяла себе эти джинсы только на наших общаговских вечеринках, куда приходила регулярно. (Даже помню, как однокурсницы по очереди примеряли их на себе).
Вообще-то Вера не строила из себя «столичную фифу», вела себя просто, всячески пытаясь стать «своей» в нашей вольной среде. Как я потом понял, и она хотела быть вне родительской опеки, вот и постоянно тянулась к нам, общежитским. Приходила на все наши дни рождения, при этом ее вклад в «общий стол» всегда состоял из разносортных, необычного вида и вкуса колбас и других мясных изделий, которые мы до этого и не видывали.
А уезжала Вера от нас домой на такси. О мобильниках тогда мы даже не слыхали, заказать среди ночи «тачку» не было возможности (дверь коменданта общежития была прямо возле вахты с телефоном). И поскольку наша комната находилась на первом этаже, довольно часто окно становилось… «ночной дверью» для опоздавших в ту или иную сторону (рядом даже была установлена копилка для оплаты подобных «услуг»). Ребята аккуратно, по-джентльменски спускали нашу Веру через эту «дверь» в ночь, на улицу, ожидая для нее попутное такси.
Однажды за рулем оказался какой-то довольно страшненький дядька. Вера робко попросила нас сопроводить до дома, заверив, что оплатит обратную дорогу. Решив оставаться «джентльменами» до конца, друзья быстро скинулись (копеек по 30) на мой обратный путь, а сами отправились спать! Я, конечно, на второй день спал до обеда (благо, было воскресенье), зато мои «эскортные услуги» были оценены по достоинству - в понедельник, после первой «пары», подходит Вера и интригующе спрашивает: «Поработать…и заработать не желаешь?» А, в ответ на мой бессловесный кивок, продолжила: «Тогда приходи завтра, после обеда, на мясокомбинат. Моя мама тебя ждет, она – начальник колбасного цеха».
Так я стал «мясо-колбасным» грузчиком - перетаскивал из забойного цеха на дальнейшую переработку тяжеленные свиные и коровьи туши, толкал по мокрому цементу «тачанки» с различными отходами. Работа была нелегкая, сначала сильно болели все мышцы, зато в конце смены получал «гонорар» в виде внушительного куска мяса, аккуратно завернутого в плотную коричневую бумагу. Помнится, после первого рабочего дня зашел со своей «получкой» прямо к нашим девушкам. Развернув бумагу, они ахнули! – мой заработок представлял из себя целую свиную лопатку. Даже не стали ее разрубать на куски – нашли самую большую кастрюлю, с «миру по нитке» набрали различных приправ и сварили чуть ли не 10 литров необыкновенно вкусного харчо. (При этом, «моя» лопатка несколько раз, кажется, кочевала по разным кастрюлям, пока не вернулась на исходную позицию. Ничего не поделаешь – студенческая кухонная взаимопомощь).
На комбинате витал, естественно, специфический запах. При этом, территория всегда была чистой, подвергаясь регулярной помывке из мощных шлангов. Как-то эта чистота не гармонировала с огромным жестяным ведром, воткнутым в бетонную чашу-подставку и всегда до краев заполненным сигаретно-папиросными окурками. Стояло это ведро с «бычками» подле большой деревянной беседки, где в обеденный перерыв наши грузчики курили, травили анекдоты, сражались в шашки и домино. Поскольку работа шла в три смены, «жестянка» довольно быстро заполнялась до отказа. Но даже когда вокруг тщательно подметали, содержимое ведра почему-то не трогали.
– А когда опрокинут на мусор эту кучу «бычков»? – спросил я как-то у стучащих по столу доминошников. – Или забыли? Давайте я выброшу, куда укажете…
- Не вздумай ничего тут трогать, студент, - последовал ответ. – Завтра подойдет Павлик, это все ему.
Я, конечно, немного про себя удивился – зачем какому-то Павлику понадобился весь этот дурно пахнувший сигаретный «осадок». Но подумал – вдруг человек выращивает какие-то редкие цветы. А может у него какой-то особенный огород? Подумал – и забыл. А на второй день, ближе к вечеру, мой напарник вдруг посмотрел на часы, быстро снял с себя грязный, окровавленный халат, скинул (такой же чистоты) рукавицы и куда-то заторопился.
- Дядя Семен, вы куда так спешите, - спрашиваю, - разве больше у нас не предвидится работы сегодня?
- Если что, мне дадут знать, но пропустить встречу с Морозовым не хочется.
- С каким Морозовым? – недоуменно переспрашиваю пожилого грузчика.
- С Павликом, с Павликом, - уже на ходу отвечает он. Потом резко уставляется на меня.
- Ты что, Павлика Морозова не знаешь? Ни разу не видел?
- Почему не знаю? В школе проходили. И фото в учебнике видел. Пионер-герой. Не побоялся «настучать» на собственного деда-кулака…
- Ну ты даешь, студент! А я и не знал, откуда у «нашего» Павлика кликуха такая! – удивился напарник. – Ладно, пошли со мной, познакомишься. Такое кино нельзя пропускать.
И вот мы у знакомой беседки-«курилки», там человек 20 чего-то ждут, шутят. Вдруг в воздухе завитало неприятное «амбре», через минуту оно обострилось до рези в носу, а потом из ворот убойного цеха появился огромный, как тибетский як… престарелый и хромой однорогий козел! Со свисающими грязно-желтыми космами, с заросшей до самой земли «козлиной» бородой, этот «единорог» будто материализовался из фильма ужасов. От нестерпимой вони я зажал свои ноздри рукой (реально осознав суть ходового выражения - «пахнуть козлом»), однако никак не вникал в суть происходящего, не понимал, зачем пришли сюда эти люди. А тем временем парнокопытный «пришелец», ни на кого не глядя, на правах хозяина подковылял к полной до отказа жестянке и начал жадно зажевывать – большими порциями – накопленные за неделю окурки. Причем козел-«як» так зрелищно и комично двигал своими беззубыми челюстями, что грузчики держались за животы от смеха. А в завершении, будто кланяясь публике за доставленное ему гастрономическое удовольствие, козел медленно, с трудом согнул свои передние ноги и достал своим шершавым языком последние, упавшие из ведра «бычки». Потом с таким же трудом выпрямил ноги, плотно уперся о землю своими стертыми от времени копытами, обнюхал пространство под скамейками беседки и, не обнаружив больше ничего съестного, заковылял прочь. С ним постепенно улетучился и едкий козлиный запах.
С тех самых пор кто-то снисходительно стал обзывать козла – «предателем», кто-то даже вспомнил про Павлика Морозова… Тем не менее, слухи о козле, «сдающего своих», расползлись далеко за пределами мясо-перерабатывающей отрасли, родили иного споров. Нашлись даже и такие, кто «научно» оправдывал данный «гуманный» подход к убою скота. Да что там ученые – лично дядя Семен, мой тогдашний напарник по загрузке свиных туш, утверждал, что «до Павлика» выгруженный во двор комбината скот «упирался, чувствуя, куда и зачем его ведут, приходилось насильно гнать к месту забоя. А с «Павликом» все сразу стало просто и легко, благодаря ему, скотина не волнуется, не переживает. Значит, и само мясо получается полезное, без гормона страха».
ПО всему выходит, не зря этот козел долгие годы регулярно получал свой необычный «гонорар». Местные работяги как-то заметили его пристрастие к брошенным окуркам и с тех пор данная традиция свято соблюдалась – после каждого «похода» на скотобойню «Павлик» тут же заворачивал к беседке. Будто хотел сказать его критикам: «Шашлык любишь? А пирожки с мясом? А ты думал, мясо растет на деревьях? Ну вот, будешь знать, откуда все идет!»
Через несколько лет встречаю в городе одного из грузчиков.
- Как дела у нашего «Павлика», жив ли он еще?.
- Нету Павлика – отвечает он уклончиво, - в последнее время уж совсем старый стал, еле передвигался…
- Ну и?
- Ну и, когда сопроводил свою последнюю партию скота, еле полз, но как обычно – первым. Но… на этот раз не пожалели и его…А может, как раз и пожалели. Раз! – и ничего не почувствовал…
- Наверное, похоронили с почестями…
- Какое «похоронили»! И его туда же…
- Куда «туда же»?
- Куда-куда! Сдали на колбасу. Шкура до сих пор висит в нашей беседке. На память. Ну, и окурки по-прежнему выбрасываем лишь раз в неделю…Когда скот привозят. А с ним, со скотом, большие проблемы появились. Как разгрузишь, тут же все рвутся обратно к воротам, метутся по двору. Одного работника чуть насмерть не затоптали. Чуют, куда их привели. Вот мы и задумались – может напрасно так обзывали все эти годы нашего «Павлика»? Может, надо было его величать – «Анестезиолог»?
Олег Банару, г. Кишинёв.
Комментарии
Отправить комментарий